– Здравствуй, милая, – выдохнула трубка его голосом. – С приездом в родной город! Как дела?
– Нормально, – я сидела в кресле, уткнувшись носом в нашумевший любовный роман, и нехотя прижимала трубку к уху. – А у тебя?
– Всё хорошо, а вот у тебя  что-то голосок унылый.
– Да ну, тебе кажется. У меня всегда такой голос.
– Чем ты занимаешься? Скучаешь?
– Нет, не скучаю. Я никогда не скучаю, особенно дома.
– А… А я по тебе соскучился…
– А я нет.
– А я да.
– Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь, – он позвонил совсем не вовремя, я как раз дочитала до самого интересного места.
– Вот так и получается…
– Как получается?
– Что я по тебе скучаю, а ты – нет.
– Ага, – я раздраженно ждала, что он скажет дальше.
– Ты завтра дома будешь?
– Куда же я денусь? Приезжай, если хочешь, – он ведь явно собрался приехать, и весь этот разговор будет длиться до тех пор, пока он не услышит моего приглашения.
– Ладно, – его голос заметно оживился. – Приеду. Только ты дома будь.
– Буду, буду…
– Ну, до встречи, милая.
– Пока, – я положила трубку на место и, мгновенно забыв о разговоре, вернулась к чтению.

Он стоял на пороге и глаза светились. Я вышла в прихожую, улыбнулась.
– Привет! – он шагнул ко мне, поцеловал, обнял и на несколько секунд оторвал от пола. – Как давно я тебя не видел!
– Так же, как и я, – я осторожно выбралась из его объятий и с дежурной улыбкой наблюдала, как он раздевается.
Мы прошли в зал. Я включила музыку и хотела сесть в кресло, потом подумала, что он расстроится, и села рядом с ним на диван.
– Что-то ты далеко отсела. Каждый раз всё дальше и дальше, – он подвинулся ко мне и положил руку на плечо. – Рука не тяжелая?
– Нет, если что – я скажу.
Молчали. Но думали, наверно, об одном.
– Так значит, ты считаешь, что надо всё пустить на самотек? – он затронул тему, уже не раз обсуждавшуюся. Я писала ему в письмах и говорила на словах, что в жизни все случайно, что надо позволить нашим отношениям развиваться своим чередом. Он всегда утверждал, что всё в наших руках, всё зависит от нас самих. – Всё зависит от нас самих.
– Хорошо, что я должна сделать? Чего ты хочешь от меня? Хочешь, чтобы я приняла решение? Я могу предложить только одно – больше не встречаться. К сожалению, я  не люблю тебя, по-этому есть два варианта: расстаться или оставить всё как есть, – я уже давно все придумала, потому говорила четкими, книжными фразами.
– Тогда, конечно, лучше оставить всё как есть.
– Не знаю… Как хочешь. Может, лучше тебе на меня время не тратить, подыскать себе другую девчонку…
– Самое интересное, что в сентябре, когда ты уехала в Кемерово, в нашей компании появились новые девчонки. Я одной сильно понравился. Но я сказал, что есть такая девочка и она учиться в Кемерово. И всё сразу прекратилось.
– А та девчонка?
– Ничего, нормально.  Девчонки  вообще почему-то легко переносят  неудачу в любви – подумаешь, проплакала ночь и забыла…
– Может быть.., – я подумала, что никогда не говорила ему о том, другом, которого я долго и одиноко любила. – Может быть…

…Когда он пришёл, в комнате чудом не было трёх моих соседок. Я закрыла дверь, и мы остались наедине впервые за несколько месяцев. Он сел напротив меня и сказал:
– Я вот подумал, что не знаю, зачем прихожу сюда. Я не вижу целесообразности в своих приходах.
– Ну, тогда не приходи, – упавшим голосом предложила я. Боже, кто знает, чего мне это стоило! Я думала, что никогда не скажу ему ничего подобного, мне казалось, лишь страшная пытка сможет вырвать у меня эти слова, но вот сама, добровольно, говорю. Отпускаю на все четыре стороны, освобождаю от себя, а он…
За этот вопрос, за эту неспособность его уйти просто так, за необрадованность, что случай представился – за это я любила его.
– Не приходи… Ну и кому будет от этого лучше? – зачем, зачем он спрашивал это? Что хотел услышать от меня?
– Наверное, тебе, – возможно, и мне тоже, но не сейчас, не сейчас…
– С чего ты это взяла?
– Я подумала, что если ты будешь делать то, что хочешь, то тебе будет хорошо, – я медленно подбирала слова, заторможенность постепенно заполняла меня.
– Откуда ты знаешь, что для меня лучше? Кто дал тебе право решать, что мне хорошо, а что нет? – он злился, видно, чувствовал, как непроизвольно больно и жестоко обижает меня.
Я молчала, ошарашено смотрела на него и молчала.
В дверь постучали.
– Нет, – кричала я.
– Да, – кричал он.
– Открывайте, ну что за дела? – возмущалась за дверью соседка по комнате.
Я открыла.
– Я сейчас уйду,  – пообещала она и поставила разогревать суп.
– Я сейчас уйду, – сказал он и ушёл.
Несколько минут я стояла, прислонившись к двери, этакое безмозглое и бесслезное существо.
– Что случилось? – поинтересовалась соседка.
– Ничего.
Я села на кровать, прижала к груди книгу, которою читала до его прихода (кажется, это была «Божественная комедия» Данте), и время остановилось.
Около недели я была роботом. Писала лекции, отвечала на семинарах, мыла полы в комнате, ела, спала, разговаривала с девчонками. И задавала себе всего один вопрос: почему есть мир вокруг, почему есть я, если нет его.
А потом я напилась. Был шумный праздник, много людей и света. Я весь вечер готовила бутерброды, разносила их на столы, мыла стаканы… Уже когда все стали расходиться,  престала бегать, села за столик и выпила бутылку вина, может, больше. И тогда я заплакала.

– …Подумаешь, проплакала ночь и забыла…

…Я плакала и говорила, что больше так никогда пить не буду, но сегодня у меня есть повод и такая хорошая причина… Потом меня выворачивало наизнанку, меня жалели, а мне было хорошо – я чувствовала горечь во рту – я вернулась из пустоты – я осознала свою боль. Я ожила. Я начала приспосабливаться к жизни без него… Прошла еще неделя…
И тут он пришел. Извинялся глазами. Я простила его намного раньше. Как только поняла, что люблю, что он мне нужен.
Мы как прежде говорили ни о чем, будто ничего не было, будто все лишь приснилось мне.

– Так обидно. У меня такое чувство второй раз возникло. А ты когда-нибудь любила?
– Нет. Никогда, – ложь легко слетала с моих губ. Кажется, я сказала то, чего он ждал. Он страдает, он влюблён, он считает себя единственным страдающим и влюбленным. Пусть. Пусть думает, что он один такой. Мне его не понять… – Никогда.
– Скажи, тебя не устраивает моя внешность или мой характер?
– Это ты к чему?
– Просто, я ведь могу измениться.
– Возможно.
– Может быть, когда-нибудь ты меня полюбишь?

...Я надеялась, что он меня полюбит. Я изменилась. Перестала при встрече смотреть тоскливыми глазами и нудно тянуть, что он редко заходит, хотя очень мне нужен. Перестала ревновать его ко всем окружающим. Улыбалась, шутила, поила чаем. Но все мои попытки не привели ни к чему. Он не стал дальше, он не стал ближе… А потом у него появилась девочка. Смешная такая. Она мертвой хваткой цеплялась за его руку и по собачьи преданно заглядывала в глаза. Я была в шоке. Как он может любить ее, когда есть я. Ведь я лучше! Лучше! Лучше! Но не для него.

– Я, наверное, очень плохая, потому что не люблю тебя.
– Нет, – он уныло покачал головой. – Это не зависит от того, любишь или нет.
– Не понимаю, как ты можешь любить меня, когда я так к тебе отношусь…
– Милая, ты говоришь глупости.

…И однажды я решила, что с меня достаточно. Сколько можно бессмысленно ждать, когда он придет. Говорить ни о чём. А потом горько плакать от бессилия изменить что либо.
– Я хотела задать тебе один вопрос…
– Я слушаю.
– Не знаю, стоит ли…
– Говори, раз уж настроилась. А то когда потом?
– Ладно. Скажи, зачем ты ко мне приходишь?
– Ну как зачем? – он спешно придумывал ответ. – С кем же я еще буду общаться о доме? – Да, мы всегда говорили о нашем грязном и родном городе, где мы жили недалеко друг от друга, пока не стали учиться в Кемерово. Но приходил он явно не за тем.
– Знаешь, когда ты был последний раз, ты ушел, а я плакала. Говорить о доме – это очень мило, но я больше не хочу плакать, после того, как ты уходишь. По-моему, будет лучше, если ты больше не придешь, – теперь, спустя год после того разговора, я совсем по-другому отвечала на вопрос, кому будет лучше. Мне.
– Хорошо, я больше не приду.
Всё. Так спокойно мы расстались. Случайно виделись на улице пару раз. Меня столбняк охватывал, но он здоровался и шагал дальше.

– Ну что, я, пожалуй, пойду, – он поднялся. – Темнеет.
– Я провожу.
Мы пошли на остановку. Он жил на другом конце города, но готов был ездить ко мне хоть каждый день.
– Пиши письма. Если захочешь.
– Об этом и говорить не надо. Ты же знаешь, я всегда…
– Но после сегодняшнего разговора…
– Я считаю, у нас с тобой неплохие отношения.
– В принципе, да.
– Дружбой тоже нужно дорожить, – он пытался сам себя убедить, что всё нормально.
– Конечно, – мне оставалось только поддакивать.
Подъехал автобус и мы расстались.

Я шла обратно в чернильно-синей ночи по пустой дороге. Второй раз возвращалась из отношений с человеком к началу, к одиночеству. Кого ещё я встречу на синей дороге жизни? Будут любить меня? Буду любить я? Неужели никогда не будет взаимности? Неужели мое начало станет моим концом? Неужели я навсегда останусь одна?

1996 год

Я долго бесцельно брожу по комнате, постепенно уменьшая орбиту своих шагов, притягиваясь к телефону, словно во мне есть железо, а это нехитрое средство связи – магнит. Я поднимаю трубку и слушаю долгий равномерный звук, я грею руками теплую пластмассу и наконец решаюсь…
Я набираю его номер телефона. Длинные гудки, а потом его всегдашнее, немного встревоженное, будто он ждет очень важного звонка: «Алло! Алло! Алло!»
«Паша?» – на всякий случай уточняю я, как будто по его мобильному может ответить кто-то другой. «Паша, это Лена», – я представляюсь, обозначаю себя, даю ему возможность узнать меня. Но он не узнаёт. Я слышу это неузнавание в паузе, прежде чем он уточняет: «А какая Лена?» И тут я называю свою фамилию, внося конечную определенность в наш разговор, который ещё и не успел толком начаться. И снова короткая пауза, пока он думает, разговаривать со мной или нет. И вот, словно пловец, решительно прыгающий в воду, он решительно ныряет в разговор со мной: «Ну, здравствуй, Лена». Сказал и замолчал. И его молчание значимо и весомо, его молчание читаемо и прозрачно, в нем звучит ясный, разумный, логичный отстраненный вопрос далекого человека: «По какому поводу ты звонишь?» И мне надо как-то объясняться, оправдываться, как-то продолжать, заполнять пространство между нами какими-то словами, поводами, причинами, потому что нелепо молчать в телефонную трубку, потому что телефон придуман для того, чтобы говорить, произносить слова. И я говорю. Я перехожу прямо к делу. Я прошу. Глупая просьба, глупая и бессмысленная: «Паша, скажи, пожалуйста, НУ НЕТ». И он удивляется. Удивляется и не удивляется одновременно. Не удивляется, потому что просьба очень в моем стиле, чего-то подобного он от меня и ждал. Удивляется, потому что просьба очень странная. Непонятно, зачем это мне слушать его «НУ НЕТ».  И еще он чувствует в этой просьбе какой-то подвох, нечто подозрительное и угрожающее. И он спрашивает: «А в чем дело?» И я могла бы продлить наш разговор, выиграть время и объяснить ему, долго и путано, что «НУ НЕТ» – единственное, что я хочу от него услышать.  Иначе, зачем я звоню и пристаю со всякими неудобоваримыми предложениями типа «пойдем сегодня гулять» или «пригласи меня к себе в гости» или «расскажи мне, какой ноутбук лучше». Зачем я говорю всё время разное, если в ответ я всегда получаю одно и тоже, неизменное, короткое, ёмкое, привычное: «НУ НЕТ». И если я разными способами добиваюсь одного и того же результата, значит, именно этого я на самом деле и хочу. И раз я хочу всего лишь услышать «НУ НЕТ»,  мне необязательно просить о чем-то другом, каким-то косвенным, окольным путем приходить к тому, чего я хочу. И ведь это очень выгодное прозрение! Потому что его «НУ НЕТ» – единственный дар, который он может мне дать, единственный, который не напрягает его, не идет вразрез с его собственными желаниями. Конечно, я могла бы подробно рассказать ему все свои умозаключения, но я понимаю, что на самом деле его совершенно не интересует подобная чепуха, он и не хочет слушать меня, он спросил скорее от неожиданности моей просьбы, чем от настоящего любопытства. И поэтому я ничего ему не объясняю, а просто прошу еще раз: «Неважно. Просто скажи НУ НЕТ».  И он, так и не придя в себя, недоумевая, медленно, опасаясь, что его слова обернуться для него какой-нибудь гадостью, растерянно произносит: «НУ НЕТ»… И я вежливо благодарю его. Вежливо и грустно, потому что больше ничего нет у меня за душой, а значит надо заканчивать разговор. И я прощаюсь: «Ну, пока». И он отвечает: «Пока». И тогда я вешаю трубку.
…Я вешаю трубку и задумчиво разглядываю телефон, словно жду от этого безмозглого посредника ответа на вопрос: «Зачем мне надо было слышать от него НУ НЕТ?» Телефон молчит, и я отвечаю себе сама. И это неприятные мысли. Неприятные, тяжёлые, мутные. И я не хочу их думать. И я не думаю. И понимаю, что вышеописанный разговор никогда не произойдет в реальности, навсегда оставшись лишь плодом моего бурного воображения, возникшим от смертельной тоски и упрямо лезущей в глаза телефонной трубки. Как бы сильно мне этого не хотелось, я не стану ему звонить. Потому что знаю, что на самом деле даже “НУ НЕТ” – это слишком много для меня и даже этого он не хочет мне говорить.

ноябрь 2001

Одна девушка часто бродила по дорогам. У неё была пустота в сердце, чтобы её заполнить, она на дорогах искала кого-то. Девушка вглядывалась во встречных людей, заглядывала им в глаза, хотела увидеть – «мой» человек или нет?
Однажды она встретила человека по имени Данил. Было темно, шёл дождь, но им было всё равно. Они целовались, не обращая внимания на погоду и прохожих. Он записал её адрес. А потом он сел в автобус и уехал.
И никогда больше не пришел к девушке. И девушка продолжала одиноко бродить по улицам. Но теперь она всматривалась в проходящих мимо, чтобы увидеть уже виденное ранее лицо – лицо Данила. И всем встречным она задавала один и тот же вопрос: « Ты знаешь Данила?»
Некоторые качали головой, другие уточняли, какой Данил, но все их знакомые не были тем самым Данилом.
Вчера я встретила эту девушку около своего дома. Она подошла ко мне и без предисловий спросила: «Ты знаешь Данила?»
И я сказала: «Он – такой высокий, светловолосый и зеленоглазый, очень красивый?»
Она подтвердила: «Да».
И я сказала: «Это тот, с которым ты познакомилась на улице, когда было темно и шел дождь?»
Она ответила: «Да, мы познакомились именно так».
И я сказала: «Тот самый, который больше никогда к тебе не придёт?»
Она смутилась: «Он… он ещё не приходил ко мне, но я надеюсь…»
И я сказала: «Да, я знаю его. Мы познакомились с ним две недели назад под проливным дождем, когда земля уже лишилась солнечного света и наступала ночь. Я до сих пор помню вкус его поцелуев. Он записал мой адрес. Потом он сел в автобус и уехал. Больше я его не видела. Но я не жду и не ищу его. Я сомневаюсь, что ты когда-нибудь встретишь его».
Она пробормотала: «Он не приходит к тебе… Значит, ты ничем не можешь мне помочь… Извини».
И она пошла дальше, останавливая прохожих своим нелепым вопросом.
Я подумала, что она поступает глупо, и забыла о ней. И, наверно, я бы никогда и не вспомнила об этой странной девушке, но сегодня… Сегодня ко мне пришел Данил.

2000 год

– Давай, ты больше никогда не придешь, – на одном дыхании выпалила она, опуская глаза. Ей хотелось бы сказать эти слова твердым, решительным голосом, но почему-то получилось быстро, скомкано и невнятно. Она сделала усилие, медленно подняла голову и посмотрела на него. Глаза её в этот миг были ошеломляюще пусты и одновременно бездонно-глубоки. В них смешались боль, отчаяние, надежда, мольба…
Он мог бы увидеть всё это, но не увидел, потому что не захотел, потому что он уже давно возвёл между ними непробиваемую стену, о которую вдребезги разбился её взгляд.
Он слегка пожал плечами и ответил:
– Хорошо.
Она и не ожидала другого ответа, но, услышав его, дёрнулась как от удара и поспешно отвернулась.
– Я думаю, так будет лучше для нас обоих, – пролепетала она заготовленную фразу, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Он одевался и не ответил.
Она неловко вытерла слёзы тыльной стороной ладони и повернулась к нему:
– Значит, договорились?
– Хорошо, – спокойно повторил он, без улыбки глядя на нее.
– Будь счастлив. Не болей, – она собрала последние силы и попыталась улыбнуться. Улыбка получилась блеклой и бесцветной. – Спасибо тебе за всё…
– Но ведь ничего же не было?
– …за всё, что могло бы быть, – закончила она. – Прощай.
– Прощай, – он медленно открыл дверь, вышел и так же медленно закрыл её за собой. Некоторое время она слушала его удаляющиеся шаги. Потом подошла к окну и окинула двор внимательно-бездумным взглядом. «Зима… Снег.. – уставившись в одну точку, вяло подумала она. – Было лето, когда я познакомилась с ним…»
Внезапно вспыхнула, ослепила новая мысль. «Что же я наделала? Зачем я сказала ему это? Он же больше не придёт! Как я буду жить без него? Я не могу, не могу…»
Короткий миг замешательства прошёл. Она истерично стала дергать шпингалет, пытаясь открыть законопаченное на зиму окно, потом метнулась к двери, толкая ее, вместо того чтобы тянуть на себя. Наконец поняла, что дверь открывается в другую сторону, рванула, выбежала в коридор и… столкнулась с ним. Повисла на шее и зарыдала громко-бесстыдно, больше не сдерживаясь. Он повел её обратно в квартиру. Она не сопротивлялась.
Дома механически опустилась на кровать, плакала-скулила, горько и жалобно. Он сидел рядом, печально смотрел на неё, не говоря ни слова.
Постепенно она успокоилась, перестала всхлипывать, покраснела и молчала, отвернувшись от него. Он повернул её к себе, вытер слёзы на щеках и несколько секунд внимательно смотрел в глаза.
– Ты же понимаешь, что я не могу заставить себя полюбить тебя, – медленно сказал он.
Она молчала, слёзы опять катились по щекам.
– Я могу сделать вид, что люблю тебя, но от этого никому не будет лучше, – он потряс ее за плечи. – Понимаешь?
– Да, да, я все понимаю, – безвольно-согласно кивала она головой, совершенно не вникая в смысл его слов.
– Ну и умница.  А я вернулся – кассету тебе отдать. Спасибо. Ладно, я пойду, – он встал и пошёл к двери.
– Ты.. ты… ты… – она встревожено потянулась ему вслед, слова застревали в горле, голос дрожал.
– Я еще зайду, – успокаивающе произнес он и вышел.
Она доплелась до двери и закрыла её. Потом упала на кровать и мгновенно уснула.

1994 год

Весь день было душно. Неудивительно, что под вечер небо заволокло тучами и хлынул дождь.  Я всегда боялась грозы, но в этот вечер было особенно страшно. Меня окружали стены огромного, прочного дома, но это не приносило чувства безопасности. Дом был прочен, но пуст. Я была на грани истерики. Не в силах бороться со страхом я быстро разделась и юркнула под одеяло. Меня трясло как в лихорадке. В это время раздался стук в дверь. Я помертвела и застыла. Казалось, сердце остановилось. Кто бы это мог быть? Я никого не ждала. Мои знакомые вряд ли пошли бы в гости в такую погоду и в такой час. Не открывать… Удар молнии. Снова стук в дверь. Твердый и требовательный. Я натянула халат и на нетвердых ногах двинулась к двери. Сквозь застекленные двери террасы был виден силуэт человека. В плаще с капюшоном  и без зонта. Я открыла дверь и он зашел. Молча. С него стекала вода. Он медленно снял плащ и ботинки. Спокойно прошел в зал. Я принесла ему халат моего бывшего мужа и полотенце. Он взял все это и стал неторопливо раздеваться. Я пошла на кухню, чтобы поставить чай, и уже хотела включить свет, когда раздался его хриплый голос: “Света не надо. И чая тоже.” Я вздрогнула и прислонилась к стене, стараясь унять свое неровное, порывистое дыхание.
Когда вошла в зал, он сидел в кресле, в углу, а его одежда, аккуратно сложенная лежала на стуле. Я взяла ее и унесла вешать в ванную. Он сидел в той же позе, когда я вернулась. Я села на диван. В темноте не было видно его лица. Я устала всматриваться и отвернулась. Постепенно другие мысли захватили меня. Я вслушивалась в звук барабанящих по стеклу капель и почти забыла о тихом незнакомце в кресле. Прежний страх начал подбираться ко мне. Удар грома и блик молнии сжали меня в комок. Я не могла пошевелиться.
– Тебе страшно?
– Да, – пробормотала я, съеживаясь еще больше.
Мне хотелось почувствовать его тепло и бесстрашие перед грозой, но я не сказала об этом, даже не взглянула в его сторону. Он подошел и сел на диван. Наши бедра  и плечи соприкасались. Он обнял меня. Почувствовав его руку на плече, я успокоилась. Повернула голову и взглянула в его лицо. Внезапная молния озарила комнату, и ужал пронзил меня. Ужас от того, что я увидела. У него не было лица. Я молчала и тряслась. В голове не было ни единой мысли. Он сильнее прижал меня к себе. Шепнул:
– Закрой глаза.
Я безвольно подчинилась. Он взял мою руку и поднес к своей голове. Мои пальцы ощутили лоб, брови, глаза, щеки, нос, губы, подбородок…
– Но почему? – прошептала я, не открывая глаз. – Почему я не вижу твоего лица?
– Потому что ты – слепая, – нежно ответил он.
И его теплые губы приникли к моим губам.

* *  *
Я проснулась утром, почувствовав ласковые руки, которые гладили меня. И увидела  приятное  мужское лицо. Губы его улыбались, глаза любяще смотрели на меня.
– Мне пора.
– Я провожу, – приподнялась я.
– Спи, – он мягко толкнул меня обратно в постель. – Прощай.
Я смотрела, как он выходил из комнаты, и вспоминала сказку прошлой ночи. От грозы не осталось и следа – ослепительное солнце заливало комнату светом. Потянувшись, я легко выскользнула из-под одеяла. Чувствовала себя помолодевшей и похорошевшей. Я знала, что никогда больше не увижу этого человека, и нисколько не жалела ни о чем. Накинув халат, я пошла в ванную умываться. Еще мельком увидев себя в зеркале, я заподозрила неладное. Все мое хорошее настроение пропало. С нарастающей тревогой я подошла поближе. И не поверила тому, что увидела. Этого не может быть! Но это было. У меня не было лица.
Я медленно опустилась на кафельный пол и зарыдала.

1995 год