Об авторе Ululena

Мне 34 года, я замужем, у меня трое детей. Я люблю психотерапию и рукоделие.

Гроза

Весь день было душно. Неудивительно, что под вечер небо заволокло тучами и хлынул дождь.  Я всегда боялась грозы, но в этот вечер было особенно страшно. Меня окружали стены огромного, прочного дома, но это не приносило чувства безопасности. Дом был прочен, но пуст. Я была на грани истерики. Не в силах бороться со страхом я быстро разделась и юркнула под одеяло. Меня трясло как в лихорадке. В это время раздался стук в дверь. Я помертвела и застыла. Казалось, сердце остановилось. Кто бы это мог быть? Я никого не ждала. Мои знакомые вряд ли пошли бы в гости в такую погоду и в такой час. Не открывать… Удар молнии. Снова стук в дверь. Твердый и требовательный. Я натянула халат и на нетвердых ногах двинулась к двери. Сквозь застекленные двери террасы был виден силуэт человека. В плаще с капюшоном  и без зонта. Я открыла дверь и он зашел. Молча. С него стекала вода. Он медленно снял плащ и ботинки. Спокойно прошел в зал. Я принесла ему халат моего бывшего мужа и полотенце. Он взял все это и стал неторопливо раздеваться. Я пошла на кухню, чтобы поставить чай, и уже хотела включить свет, когда раздался его хриплый голос: “Света не надо. И чая тоже.” Я вздрогнула и прислонилась к стене, стараясь унять свое неровное, порывистое дыхание.
Когда вошла в зал, он сидел в кресле, в углу, а его одежда, аккуратно сложенная лежала на стуле. Я взяла ее и унесла вешать в ванную. Он сидел в той же позе, когда я вернулась. Я села на диван. В темноте не было видно его лица. Я устала всматриваться и отвернулась. Постепенно другие мысли захватили меня. Я вслушивалась в звук барабанящих по стеклу капель и почти забыла о тихом незнакомце в кресле. Прежний страх начал подбираться ко мне. Удар грома и блик молнии сжали меня в комок. Я не могла пошевелиться.
– Тебе страшно?
– Да, – пробормотала я, съеживаясь еще больше.
Мне хотелось почувствовать его тепло и бесстрашие перед грозой, но я не сказала об этом, даже не взглянула в его сторону. Он подошел и сел на диван. Наши бедра  и плечи соприкасались. Он обнял меня. Почувствовав его руку на плече, я успокоилась. Повернула голову и взглянула в его лицо. Внезапная молния озарила комнату, и ужал пронзил меня. Ужас от того, что я увидела. У него не было лица. Я молчала и тряслась. В голове не было ни единой мысли. Он сильнее прижал меня к себе. Шепнул:
– Закрой глаза.
Я безвольно подчинилась. Он взял мою руку и поднес к своей голове. Мои пальцы ощутили лоб, брови, глаза, щеки, нос, губы, подбородок…
– Но почему? – прошептала я, не открывая глаз. – Почему я не вижу твоего лица?
– Потому что ты – слепая, – нежно ответил он.
И его теплые губы приникли к моим губам.

* *  *
Я проснулась утром, почувствовав ласковые руки, которые гладили меня. И увидела  приятное  мужское лицо. Губы его улыбались, глаза любяще смотрели на меня.
– Мне пора.
– Я провожу, – приподнялась я.
– Спи, – он мягко толкнул меня обратно в постель. – Прощай.
Я смотрела, как он выходил из комнаты, и вспоминала сказку прошлой ночи. От грозы не осталось и следа – ослепительное солнце заливало комнату светом. Потянувшись, я легко выскользнула из-под одеяла. Чувствовала себя помолодевшей и похорошевшей. Я знала, что никогда больше не увижу этого человека, и нисколько не жалела ни о чем. Накинув халат, я пошла в ванную умываться. Еще мельком увидев себя в зеркале, я заподозрила неладное. Все мое хорошее настроение пропало. С нарастающей тревогой я подошла поближе. И не поверила тому, что увидела. Этого не может быть! Но это было. У меня не было лица.
Я медленно опустилась на кафельный пол и зарыдала.

1995 год

Самоанализ или психотерапия

Некоторые люди противопоставляют самоанализ работе с психологом. Потому что самоанализ – это, мол, способ справиться со своими проблемами самому. А поход к психологу – это когда проблемы решаются сторонним человеком, специалистом.

Я хочу сказать, что для меня самоанализ и личная терапия – это два процесса, прекрасно дополняющие друг друга.

Мне кажется, что ходить к психологу без выполнения некоторой “домашней” работы по исследованию себя – бесполезная трата времени и денег. Вообще, в кабинете психолога клиент проводит час в неделю, а в остальное время предоставлен сам себе. И мне кажется, что основная психотерапевтическая работа происходит как раз в это время, наедине с собой, когда в голову лезут всякие мысли.

Впрочем, и во время сессии с психологом клиент, как правило, анализирует свою жизнь. Он делает это сам, психолог не может за другого человека осмыслить и что-то понять. В психотерапии, как и обычной жизни, очень верно утверждение, что “свои мозги в чужую голову не вставишь”. Клиент во время встречи с психологом делает открытия сам. Психолог, конечно, задаёт уточняющие вопросы и делится своим видением ситуации, но только клиент решает – хочет ли он отвечать на заданный вопрос, подходит ли ему чужой взгляд на его проблему.

Так же самоанализ без психотерапии малоэффективен, часто вместо положительного результата приводит к печали и отчаянию. Недавно на одном из психологических форумов увидела вопрос: “Не вредит ли самоанализ? Потому что если в своих исследованиях я нахожу что-то положительное, то просто радуюсь, а если отрицательное – то на душе становится тоскливо и настроение подавленное…” Я считаю, что уныние возникает как раз потому, что человек пытается разобраться в себе без поддержки. Ведь пока он занимается раскопками своей жизни индивидуально, открывая что-то новое в себе, он реагирует на это старыми, давно привычными способами. А когда рядом есть психотерапевт, он предлагает клиенту новое отношение к себе и тому, чтобы найдено во время самоанализа. Делая какое-то “отрицательное” открытие вместе с психотерапевтом, клиент может увидеть своё открытие другими глазами, посмотреть с другой точки зрения.

Вот так, на мой взгляд, и происходит личная терапия: клиент приходит к терапевту с находками из своего самоанализа и вместе с психологом сначала учится видеть задним числом свои привычные способы реагирования на сложные ситуации. А дальше – с помощью терапевта он учится загодя отлавливать свои привычные реакции и заменять их новыми.

Так что самоанализ важен и необходим, а когда он подкрепляется ещё и личной терапией – это ведёт к позитивным изменениям!

Как работает психотерапия

Я уже писала о своём глубоком убеждении, что главное «лекарство» в терапии – это отношения. Вот рассказ клиентки, который очень хорошо показывает, как же действует это волшебное лекарство:

Сегодня дочка прибежала ко мне в слезах. Я взяла её на руки, качала и гладила по голове. Сочувствовала и жалела. Буквально через минуту дочь успокоилась, слезла с колен и вернулась к игре. А я поняла,  что произошло что-то странное. Анализируя эти несколько минут, я поняла, что на этот раз пропустила в сцене жаления привычный, кажущийся обязательным эпизод.

Уже давно я читала в детской психологии о том, как важно ребёнку принятие и присутствие. Но никогда не понимала, что это такое – и сколько ни старалась, не могла дать этого дочери. Обычно мне очень жаль мою девочку, я хочу, чтобы она больше не испытывала такой боли – и я всегда пытаюсь выяснить у неё, что же произошло. Из-за чего её слёзы. Что она сделала не так. Что она может сделать, чтобы подобная ситуация не повторялась.  А сегодня я как-то почувствовала, что моему ребёнку совсем не нужен «разбор полётов», она пришла, чтобы я её пожалела, чтобы просто побыла с ней в её горе. И потому я промолчала.

Откуда же это взялось во мне? Ведь в этот раз я не старалась как-то специально её принять, не размышляла, нужно ли мне говорить ей что-то или лучше будет помолчать. Я действовала не головой, не сознанием, а сердцем и интуицией.

И так же сердцем я знаю, что я взяла моё новое отношение к дочери из личной психотерапии. Ведь моя психотерапевт относится ко мне именно так: она никогда не пытается донести до меня что-то полезное, нужное и важное. Она не стремится меня вразумить, не заставляет меня осознавать. Она просто слушает. Она поддерживает. Она принимает, что сейчас я такая, какая я есть.  И конечно, я незаметно копирую её отношение ко мне. И начинаю относиться так же к своей дочери, своим близким, самой себе.

И, кстати, вычленению полезного опыта, пониманию ситуации и осознанности в моей психотерапии тоже есть место. Последнее место. После принятия и поддержки.

Недовольство психотерапией

Когда клиент ощущает смутное (или явное) недовольство психотерапией и решается обсуждать эту тему со своим психотерапевтом, иногда он слышит в ответ: «Да это, батенька, у вас сопротивление». И клиент, если он хороший клиент, тут же чувствует себя виноватым, что не движется в желанном направлении, и взваливает на себя всю ответственность за свое неудовлетворение процессом психотерапии.

Однако на эффективность психотерапии влияют как минимум три фактора:

1. Взаимоотношения между клиентом и терапевтом (это вклад каждой стороны – насколько клиент готов доверять и насколько терапевт подходит именно этому клиенту. Знаете, бывает иногда – два прекрасных, но совершенно разных человека оказываются в ситуации лебедя и рака из басни и тянут повозку психотерапии в разные стороны – другими словами, не сработались)

2. Личность клиента (то есть его сопротивление терапии)

3. Личность терапевта (то есть его «проработанность», интуиция и знания, короче – профессионализм)

Первый пункт прекрасно озвучила психолог Наталья Толстая вот здесь: «Человек иногда приходит, и ты видишь, что он совсем не твой. Ты видишь, что не ты специалист,  и легко находишь кого-то другого взамен. Если человек вызывает у меня антипатию, своей подачей материала, своей философией, своим отношением к жизни, может быть, на него есть другой специалист, которому эта философия более близка, и мне проще отдать его другому специалисту. Я просто скажу, что – «эта Ваша проблема, Иван Иваныч, решит ее лучше».
Да отношения клиента и терапевта – это магия, алхимия. С камими-то людьми мы совпадаем, с какими-то нет. Помните, что любые, самые эффективные психологические техники не заменят принятия, тепла, взаимопонимания. Насколько вы с вашим терапевтом близки? Насколько вы можете доверять ему?

По поводу второго пункта:  у меня, как клиента, периодически это самое сопротивление возникает. Но при этом к моей удовлетворенности терапией оно не имеет никакого отношения.  Моя подруга рассказывала, что однажды сильный инсайт вызвал в ней такую бурю эмоций, что захотелось бросить терапию. Существует взаимосвязь: сопротивление у клиента возникает в тот момент, когда он начинает куда-то двигаться. А если вы чувствуете, что сдвигов нет, что постепенно накапливается недовольство терапией – тогда, может быть, это и не сопротивление вовсе, а

пункт третий: некачественная работа вашего терапевта? Я не буду говорить о непрофессионализме некоторых людей, которые называют себя психологами. Дилетантов полно в любом деле.

И если ваш терапевт убеждает вас, что у вас сопротивление, вспомните, что психологов специально учат работать с сопротивлением клиента. И спросите его: «А что ВЫ делаете такого, что я начинаю сопротивляться?» Или предложите ему: «Хорошо, давайте тогда работать с моим сопротивлением!»

А если терапевт продолжает вас ругать, обвинять и заставляет брать ВСЮ ответственность за ход терапии, тогда подумайте – а зачем вам нужен такой обвиняющий и ругающий терапевт? Разве вокруг вас недостаточно людей, которые делают это бесплатно?

Изнутри психотерапии – взгляд клиента

Строки, которые вы видите ниже, написаны мной несколько лет назад, когда я начала долговременную личную психотерапию. Я хочу поделиться с вами своими переживаниями в тот момент, чтобы вам стало понятнее, что клиент может испытывать во время личной терапии.

Когда я только собиралась идти на личную психотерапию, я предполагала, что будет больно. Трудно. Напряженно. Тяжело. Мучительно. Почти невыносимо. Так обычно бывает, когда открываешь в себе что-то неведомое. Когда хочешь менять свою жизнь. Тогда приходится рисковать, выходить из зоны комфорта, смотреть в лицо своему страху и побеждать его. К этому я была готова. Готова погружаться в нечто болезненное внутри себя, терпеть, проживать, переживать  эту боль.

Но я совершенно не ожидала, что в долговременной личной терапии болевой точкой станут мои отношения с терапевтом. Конечно, я и раньше считала, что отношения – это самое важное в терапии.  Что отношения лечат. Вернее, создают условия для излечения. Я полагала, что создание доверительных отношений – это словно помещение больного в санаторий. А точные интерпретации, работа с образами, анализ сновидений, искусные техники, правильные вопросы –  словно процедуры в этом самом санатории. И тогда инсайты, катарсисы, выявление скрытых ресурсов – это и есть признаки улучшения и выздоровления.

О, как же я ошибалась! Что стоит в центре моей терапии уже четыре месяца?  Мои детские воспоминания, полузабытые травмы, бессознательно принятые решения? Или, может быть, мои сегодняшние отношения с мужем, детьми и другими близкими людьми? Ничего подобного! Все эти темы кажутся лишь досадной помехой или безопасной передышкой, все эти темы лишь уводят меня от основной и самой болезненной проблемы – моих отношений с моим терапевтом. Я и подумать не могла, что вместо «традиционной» терапии (то есть работы над своими проблемами) буду провоцировать, обижать и обижаться,  скандалить, требовать, отказываться от контакта, действовать себе во вред, лишь бы сделать ей на зло… Я не знала, что именно это будет так больно. Так тяжело. Мучительно. Почти невыносимо.

Естественно, головой я все понимаю. Проекция и перенос. Проективная идентификация и сопротивление. Отыгрывание, в конце концов. Но в последнее время голова функционирует как-то отдельно от меня. И я погружаюсь в пучину боли и отчаяния, опустошающего одиночества и всепоглощающего бессилия. Я чувствую себя избитой, измотанной, раздавленной своей терапией.

Парадоксально: вместо того, чтобы обсуждать с терапевтом свои отношения с мужем, я обсуждаю с мужем свои отношения с терапевтом. Конечно, с терапевтом я тоже обсуждаю наши с ней отношения.

Когда я нахожусь внутри своих чувств, мне кажется, что я не смогу, не справлюсь, не выдержу и все брошу. Когда я немного абстрагируюсь от себя самой, мне очень интересно, что же из этого всего выйдет.

О “дополучении” в психотерапии

Как я уже говорила, для меня основой психотерапии являются отношения. И то, что в этих отношениях клиент получает от терапевта.

Многие мои коллеги верят, что в терапии получить недополученное в детстве – невозможно. Такую точку зрения можно увидеть вот здесь.

Я же верю в противоположное. В терапии получить недополученное в детстве не только возможно, но и должно.

Итак, пример с новорожденным. Он кричит, потому что голоден или потому что наделал в памперс. Сам себя накормить или подмыть он не в состоянии. Поэтому он ожидает, что о нем кто-то позаботится. Предположим, мать не спешит мгновенно удовлетворять потребности ребенка. Более того, мать делает это намерено: “Как только перестанет кричать, тогда и подойду, а если реагировать на каждый писк, то он привыкнет орать по любому поводу”. И она, например, шикает на ребёнка, требует, чтобы он “заткнулся” и перестал кричать. В таком случае младенец получает травму (как раз НЕдополучает того, что ему жизненно необходимо).

Я считаю, что в этом недополучении есть ДВА важных (и разных) аспекта.
1. Младенец недополучает уверенности в том, что он, младенец, всесилен, что он может управлять миром и получать то, чего он желает; что мир “настроен” на него, что его невысказанные желания могут быть поняты и исполнены. Ребенок не получает того, что называют “безусловной любовью”.
2. Младенец делает вывод, что он, такой, какой он есть – голодный, обкаканный и кричащий – маме неудобен, мамой нелюбим. Что его собственные потребности и желания (а в младенчестве желания и потребности – это одно и тоже) менее значимы, чем желания и настроения его мамы. Ребенок не получает того, что можно назвать принятием.

И вот такой выросший ребенок приходит к психотерапевту. И у него внутри эти разные вещи прочно связаны. (И, мне кажется, они так же прочно связаны у тех психотерапевтов, которые являются противниками идеи “дополучения неполученного”). Клиент приходит, с одной стороны, мечтая, чтобы его понимали без слов и выполняли его невысказанные просьбы. С другой стороны он желает, чтобы его наконец-то приняли таким, какой он есть, признали его человеческую ценность и важность его желаний.
Первое невозможно. Я считаю, что это и не нужно. Впрочем, важно объяснить клиенту, почему ему теперь это не нужно (потому, что теперь у него есть намного больше ресурсов, чтобы донести до окружающих свои желания или самостоятельно  желаемого достигнуть).
Второе – вполне реально. Я считаю, что без этого эффективная психотерапия невозможна.

Итак, для меня задача психотерапии – помочь клиенту для начала разделить безусловную любовь и принятие. При этом я изначально принимаю его таким какой он есть – и тем самым даю ему возможность здесь и сейчас от меня получить недополученное там и тогда от других. А что касается безусловной любви – я буду показывать клиенту, что сейчас у него достаточно ресурсов, чтобы самостоятельно удовлетворять свои потребности.

Напоследок  приведу цитату из книги Алис Миллер «Драма одаренного ребенка»:
“Приобретенная способность не скрывать от себя свои чувства позволяет пациенту свободно выражать свои потребности и желания, вытесненные в давнем прошлом в бессознательное. Порой даже и в этом случае удовлетворение желаний невозможно, поскольку эти потребности могут быть удовлетворены только лишь в детском возрасте. (К ним относится, в частности, стремление иметь рядом с собой мать, которая исполняла бы твои желания). Но есть потребности, удовлетворить которые не только можно, но и нужно. Среди них основная потребность каждого человека в свободном самовыражении — в выражении своей натуры, своих чувств в словах, жестах, действиях, произведениях искусства. Потребность в самовыражении появляется у человека с момента его рождения. Даже крик младенца — это своего рода самовыражение. Люди, не имевшие в детстве условий для осознания собственного Я и самовыражения, стремятся к этому всю жизнь. И первому проявлению их подлинной натуры всегда сопутствует сильный страх.”

Так вот, я как раз считаю, что если человек не получил от родителей возможность свободного самовыражения, тогда он идет за этим к терапевту. И терапевт не заменяет мать, выполняя все желания клиента, а дает клиенту то, что не смогла когда-то дать мать – как раз эту возможность свободного самовыражения.

Фильм “Гаттака” – отношения матери и ребёнка

Один из моих любимых фильмов – «Гаттака».  О чём для меня этот фильм? О ребенке, который рождается, покидает свою мать, и фактом своего рождения лишает мать смысла жизни (и она умирает). (Ну, я тут психическое рождение имею ввиду).

Вот моя интерпретация этого фильма: Перед нами два основных персонажа:

Винсент – «человек второго сорта»  – «Я решил, что добьюсь исполнения своей мечты»

Джером – искалеченный «годный» – «Я всегда был только вторым»

Если рассматривать отношения Джерома и Винсента в психоаналитическом ключе, то перед нами идеальные отношения беременная мать – вынашиваемый ребенок. Мать питает ребенка своим телом (Джером дает Винсенту свою кровь, мочу и частички своего тела).  Ребенок мечтает родиться (Винсент жаждет полететь в космос). Мать помогает ребенку расти и развиваться, чтобы дозреть до рождения.

Интересный аспект их отношений – жизнь матери сосредоточена в ребенке. До знакомства главных героев, Джером, обладающий прекрасным генотипом, никогда не мог занять первое место. «Я всегда был только вторым!» По ходу фильма выясняется, что он пытался раньше покончить жизнь самоубийством, но даже в этом не смог дойти до победного конца – а всего лишь стал инвалидом. Таким образом, беременность, вынашивание ребенка – это главная цель  матери.  Логично предположить, что после рождения ребенка, мать снова потеряет смысл жизни. И, действительно, еще в самом начале, когда становится известно, что Винсент полетит через неделю, они идут отмечать это событие в ресторан. Винсент спрашивает Джерома, что последний станет делать после отлета первого. Джером отвечает: «Я покончу с этим». Вообще-то, это недвусмысленный намек на самоубийство, хотя с большим натягом можно придумать, что Джером перестанет собирать свои жидкости,  необходимые для карьеры Винсента и будет от «этого» отдыхать.

В конце фильма, перед самым отлетом Винсента, Джером показывает ему полный холодильник крови и мочи, уверяя, что он тоже отправится в путешествие. И зрителям (если они еще не поняли намерения Джерома в начале фильма)  теперь уже все ясно и понятно.

Мне интересно, что чувствовал и думал Винсент, глядя на этот забитый холодильник? Мне почему-то кажется, что в глубине души он ЗНАЛ о близкой смерти Джерома. И, тем не менее, – улетел.

Синхронно показывают нам кадры огня – огня, сопровождающего старт космического корабля, в котором летит Винсент, и огня мусоросжигающей камеры, в котором умирает Джером. А потом – круглое окно иллюминатора, выходящее в открытый звездный космос – ну чем не метафора родовых путей, из которых появляется на свет новорожденный?

Меня мучает вопрос: а как бы я поступила, окажись на месте Винсента?  А вы?Смогли бы вы улететь в космос, бросить Джерома, зная, что обрекаете его тем самым на верную смерть?

“Пер Гюнт” – история о травме

После книги Калшеда “Внутренний мир травмы»”, в любом произведении легко увидеть невинную отгороженную часть психики и злобно-заботливую охраняющую.
Вот, например, «Пер Гюнт».

В произведении детально рассказывается о том, как случается травма – вспомните эпизод, когда Пер попадает к троллям. Это прямо метафора рождения. Пер Гюнт (как и любой новорожденный) хочет любви и принятия от окружающих, но при этом мечтает оставаться самим собой. Однако люди, от которых он ждет любви, готовы принимать его с оговоркой – они требуют в ответ, чтобы Пер Гюнт (ребенок) отвечал их условиям, отказался от самого себя и стал таким, каким его хотят видеть другие. Естественно, для Пера (ребенка) это невыносимо. В  поэме главный герой сбегает. В психике та часть, которая является сутью, сердцевиной, «сама собой» человека, тоже отправляется в изгнание.  И в дальнейшем сложно восстановить связь с этой частью (в поэме ее олицетворяет Сольвейг), потому что внутренние демоны (Женщина в Зеленом) не дают к ней пробиться.

Вся жизнь человека разворачивается таким образом, что он стремится соответствовать ожиданиям окружающих, приспосабливаться к внешним условиям,  хотя ему самому уже кажется, что он сам такой и есть.

Можно сказать, что Пуговичник, с которым Пер Гюнт встречается в старости – это психотерапевт, который задает клиенту вопросы о смысле жизни. В поэме происходит то же самое, что в психотерапии: сначала клиент осознает, что до сих пор жил, не являясь самим собой. Потом (финал поэмы – короткая встреча Пер Гюнта с Сольвейг) человек обнаруживает, что в нем все-таки сохранилась часть, которая является его сутью.

Поэма Ибсена на этом и заканчивается. А вот в психотерапии – все только начинается :). Клиенту предстоит бороться с внутренними демонами, чтобы освободить свою суть и воссоединиться с ней.

“Побег из Шоушенка” – психоаналитический взгляд

В этом фильме, на мой взгляд, прекрасно показано слияние, психическая незрелость – но одновременно и постепенное взросление.
Главный герой Энди Дюфрейн словно зародыш в матку попадает в тюрьму. К сожалению, его мать (начальник тюрьмы Нортон) – это олицетворение плохой матери, которая без зазрения совести использует ребенка для удовлетворения собственных потребностей, игнорируя при этом нужды самого ребенка.
Главный герой вынужден отказаться от своего я и соответствовать ожиданиям “матери” – так Энди, прежде честнейший бухгалтер, начинает проворачивать грязные аферы.
Почему же Энди соглашается со своим бытием в тюрьме? Потому что он психически незрел. Зрелость – это способность брать на себя ответственность. Но еще и понимать, где кончается собственная ответственность и начинается отвественность другого. Энди гиперфункционален. Он использует примитивную защиту всемогущества, стремится все контролировать – именно поэтому берет на себя вину за убийство своей жены, хотя на самом деле невиновен в этом.
Но постепенно ребенок в утробе созревает и готов родиться. Энди переосмысляет свою семейную жизнь, ситуацию убийства – и освобождается от чувства вины. Теперь ему уже незачем находиться в тюрьме, но “плохая мать” пытается сопротивляться его рождению (освобождению).
Естественно, что начавшийся процесс родов нельзя повернуть обратно. И Энди очень символично ползет по узкой и длинной трубе с фекалиями. Так ребенок рождается, несмотря на нежелание матери.
Самоубийство начальника Нортона – это выбор матери, которая не способна найти другой способ своего существования, кроме слияния со своим ребенком и использования его энергии.
Восхитительный нюанс – Энди начинает новую жизнь, используя ресурсы, которые он накопил, находясь в тюрьме. Хотя будучи психически нерожденным, человек вынужден делать не то, чего хочет он, а то, чего от него хотя другие, однако зрелый человек способен превратить свое прошлое в огромный ресурс и успешно им воспользоваться.