Я долго бесцельно брожу по комнате, постепенно уменьшая орбиту своих шагов, притягиваясь к телефону, словно во мне есть железо, а это нехитрое средство связи – магнит. Я поднимаю трубку и слушаю долгий равномерный звук, я грею руками теплую пластмассу и наконец решаюсь…
Я набираю его номер телефона. Длинные гудки, а потом его всегдашнее, немного встревоженное, будто он ждет очень важного звонка: «Алло! Алло! Алло!»
«Паша?» – на всякий случай уточняю я, как будто по его мобильному может ответить кто-то другой. «Паша, это Лена», – я представляюсь, обозначаю себя, даю ему возможность узнать меня. Но он не узнаёт. Я слышу это неузнавание в паузе, прежде чем он уточняет: «А какая Лена?» И тут я называю свою фамилию, внося конечную определенность в наш разговор, который ещё и не успел толком начаться. И снова короткая пауза, пока он думает, разговаривать со мной или нет. И вот, словно пловец, решительно прыгающий в воду, он решительно ныряет в разговор со мной: «Ну, здравствуй, Лена». Сказал и замолчал. И его молчание значимо и весомо, его молчание читаемо и прозрачно, в нем звучит ясный, разумный, логичный отстраненный вопрос далекого человека: «По какому поводу ты звонишь?» И мне надо как-то объясняться, оправдываться, как-то продолжать, заполнять пространство между нами какими-то словами, поводами, причинами, потому что нелепо молчать в телефонную трубку, потому что телефон придуман для того, чтобы говорить, произносить слова. И я говорю. Я перехожу прямо к делу. Я прошу. Глупая просьба, глупая и бессмысленная: «Паша, скажи, пожалуйста, НУ НЕТ». И он удивляется. Удивляется и не удивляется одновременно. Не удивляется, потому что просьба очень в моем стиле, чего-то подобного он от меня и ждал. Удивляется, потому что просьба очень странная. Непонятно, зачем это мне слушать его «НУ НЕТ». И еще он чувствует в этой просьбе какой-то подвох, нечто подозрительное и угрожающее. И он спрашивает: «А в чем дело?» И я могла бы продлить наш разговор, выиграть время и объяснить ему, долго и путано, что «НУ НЕТ» – единственное, что я хочу от него услышать. Иначе, зачем я звоню и пристаю со всякими неудобоваримыми предложениями типа «пойдем сегодня гулять» или «пригласи меня к себе в гости» или «расскажи мне, какой ноутбук лучше». Зачем я говорю всё время разное, если в ответ я всегда получаю одно и тоже, неизменное, короткое, ёмкое, привычное: «НУ НЕТ». И если я разными способами добиваюсь одного и того же результата, значит, именно этого я на самом деле и хочу. И раз я хочу всего лишь услышать «НУ НЕТ», мне необязательно просить о чем-то другом, каким-то косвенным, окольным путем приходить к тому, чего я хочу. И ведь это очень выгодное прозрение! Потому что его «НУ НЕТ» – единственный дар, который он может мне дать, единственный, который не напрягает его, не идет вразрез с его собственными желаниями. Конечно, я могла бы подробно рассказать ему все свои умозаключения, но я понимаю, что на самом деле его совершенно не интересует подобная чепуха, он и не хочет слушать меня, он спросил скорее от неожиданности моей просьбы, чем от настоящего любопытства. И поэтому я ничего ему не объясняю, а просто прошу еще раз: «Неважно. Просто скажи НУ НЕТ». И он, так и не придя в себя, недоумевая, медленно, опасаясь, что его слова обернуться для него какой-нибудь гадостью, растерянно произносит: «НУ НЕТ»… И я вежливо благодарю его. Вежливо и грустно, потому что больше ничего нет у меня за душой, а значит надо заканчивать разговор. И я прощаюсь: «Ну, пока». И он отвечает: «Пока». И тогда я вешаю трубку.
…Я вешаю трубку и задумчиво разглядываю телефон, словно жду от этого безмозглого посредника ответа на вопрос: «Зачем мне надо было слышать от него НУ НЕТ?» Телефон молчит, и я отвечаю себе сама. И это неприятные мысли. Неприятные, тяжёлые, мутные. И я не хочу их думать. И я не думаю. И понимаю, что вышеописанный разговор никогда не произойдет в реальности, навсегда оставшись лишь плодом моего бурного воображения, возникшим от смертельной тоски и упрямо лезущей в глаза телефонной трубки. Как бы сильно мне этого не хотелось, я не стану ему звонить. Потому что знаю, что на самом деле даже “НУ НЕТ” – это слишком много для меня и даже этого он не хочет мне говорить.
ноябрь 2001