Курица, яйцо и психотерапия

Я подумала, что психотерапия похожа на вынашивание наседкой яйца. От терапевта требуется только одно – греть, греть и греть. Ну, ещё изредка переворачивать яйцо, чтобы оно было равномерно тёплым. А всё остальное уже на совести цыплёнка – это ему надо расти и развиваться, это ему нужно в конце концов разломать свою скорлупу и вылупиться в мир.курица

Пришла с этой свежей мыслью к своему терапевту.

– Зачем, – спрашиваю, – ты мне нужна, если всё равно проклёвываться придётся мне самой?

– А ты чувствуешь моё тепло? Как я тебя грею?

– Конечно, я чувствую, как ты греешь мою скорлупу. Но мне так одиноко! Мне кажется, будто тебе до меня нет дела, что всё своё тепло ты отдаёшь скорлупе!

Моя терапевт – очень мудрая женщина, она помолчала несколько секунд и говорит:

– А вот когда ты была беременной и рожала, возможно, твои дети тоже чувствовали себя одинокими, как ты тогда была?

Я тут же воодушевилась, конечно, дети, роды – такая ресурсная тема!

– Ну, возможно, мои дети не всегда знали, верили, чувствовали меня, то я сама никогда об этом не забывала. И даже если они в какие-то моменты не были со мной, то я с ними – была.

И тут моя терапевт делает финт ушами:

– Так вот, Лена, даже если ты не со мной, то я всё равно с тобой.

Так я и ушла с той сессии – одураченная, озадаченная, успокоенная. С мыслями о своей скорлупе. Но это уже другая тема.

Счастье в психотерапии

…и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить, и глядь — как раз — умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля…

Александр Пушкин, 1834

Я не верю тем, кто обещает людям сделать их счастливыми. Я знаю, что многие люди страстно мечтают о счастье. И потому кажется очень заманчивым написать о себе, мол, непременно помогу вам стать счастливыми.  Но я вынуждена раз за разом отказываться от подобной самопрезентации. Не потому, что я, следом за Александром Сергеевичем, не верю в счастье. Порой я бываю счастливой. Иногда я чувствую счастье каждой клеточкой своего тела. Пронзительное, настоящее, невероятное. Некоторые мои клиенты тоже становятся счастливее в ходе личной терапии. И всё-таки, уж не знаю, к счастью или к сожалению, психотерапия – она не о том.

птица в клеткеЕсть птицы, которых можно услышать только в лесу. И если поймать такую птицу и посадить её в клетку, она онемеет. Часто человек хочет, чтобы его душа пела от счастья, но при этом держит её в клетке.

Я никого не могу сделать счастливым. Я могу всего лишь показать вам, в чём именно состоит ваша несвобода. Мы вместе будем искать ключик, отпирающий дверку. Однако вам и только вам решать, стоит ли освобождать свою душу от нелепых долженствований, сковывающих страхов, гнетущих мыслей. Стоит ли выпускать птицу в лес, когда нет никаких гарантий, что она начнёт петь, ведь, может статься, ей будет не до песен, потому что ой как непросто приспосабливаться к вольной жизни – самостоятельно строить гнездо, добывать пищу, вступать в отношения с другими обитателями леса и чувствовать тотальное бесконечное одиночество…

Так что – да, психотерапия – она про покой и волю. А уж со счастьем – как повезёт.

В поисках утраченного

Чтобы похудеть в первый раз (в 18 лет), мне нужно было найти свой голод. Я тогда успешно его нашла (и так же успешно похудела). С тех пор была уверена, что уж что-то, а свой голод я знаю. И никогда бы не подумала, что для того, чтобы похудеть во второй раз, почти 20 лет спустя, мне нужно голод потерять. Хотя, конечно, я потеряла не голод, а лишь свои представления о нём.
Я была в шоке, когда моя терапевт усомнилась, является ли голодом то, что я им считаю. Все мои опоры оказались разрушены. Если тот дискомфорт в желудке, который я называла голодом, вовсе не голод, то что это такое на самом деле? Пытаясь ответить на этот вопрос, я стала наблюдать за собой, за своим телом и за своей тревогой, которая накатывает волнами, одна за другой. Некоторые волны мне уже удалось рассмотреть.

страх1. Сначала был страх, что я умру от голода. Самый первый, самый лёгкий, самый простой. Это очень понятный, естественный, инстинктивный страх. И пребывая в нём, я поняла, что могу его выдержать. И не бежать в холодильнику каждый раз, когда в моём воображении мелькает тень голодной смерти.

2. Стоило мне успокоить первый страх, как его сменил новый: страх, что я испорчу себе желудок и он будет болеть. Я не знаю, сколько в этом страхе природного, а сколько надуманного. Любое живое существо стремиться избегать боли. Однако было в этом страхе что-то искусственное, ненастоящее. Да, я слышала какие-то истории про возникновение гастрита у тех, кто плохо питался. Но так ли это? Не является ли эта связь одного с другим ложной? Почему-то этот страх очень напомнил мне все те страшилки, которыми меня пугали накануне родов, чтобы склонить к родам в роддоме. Так что этот страх я просто отодвинула в сторону. Я не боюсь испортить себе желудок. И не готова набивать его едой только потому, что кто-то другой боится подобного.

3. Новый страх не заставил себя долго ждать. У меня появились навязчивые мысли, что “так нельзя, так не принято, это не так, как у людей, надо обязательно есть три раза в день”. Этот страх оказался социальным. И очень острым для меня. Я могла лишь успокаивать дрожащую маленькую девочку в глубине себя, что я никому не скажу, что пропустила позавчера завтрак и обед, а вчера вообще не захотела ни завтракать, ни обедать, ни ужинать. Муж поддерживал меня в моих поисках настоящего голода, впрочем, и он сам и дети едят совершенно хаотично, так что моя семья спокойно приняла меня, выбившуюся из общепринятого графика. Тем не менее, я оказалась не настолько сильна, чтобы окончательно побороть этот свой страх. В итоге, я приняла как данность, что оказываясь среди людей, которые едят, я тоже буду есть. За компанию. Чтобы быть вместе со всеми. Для меня это важно. И я стала делать это сознательно. Я очень люблю есть со своими родными. И когда у нас бывают запланированные семейные обеды, я получаю удовольствие от совместной еды. Правда, в последнее время я обнаружила, что почему-то не всегда ем с семьёй, хотя и сажусь за стол. Оказывается, я могу быть вместе с другими людьми, не откусывая, пережёвывая и проглатывая пищу. 

4. Следующий страх так же цеплялся за регулярность приёмов пищи. Оказалось, что в этом есть не только социальный аспект, но и личностный. Так удобно проживать день, имея в нём три незыблемых опоры, три столба – завтрак, обед и ужин! Это так размеренно, так уютно. Раньше я чётко знала, что моё утро состоит из того, чтобы отвести детей в садик и школу, а потом вернуться и выпить чашечку кофе. Что потом у меня может быть много всяких разных, непостоянных дел, но среди дня есть нерушимый, непоколебимый обед. И вечером, в каких бы перипетиях я не побывала, меня ждёт стабильный, основательный ужин, которым я завершала день, словно цементировала его. Да, пребывая в этом страхе, я прекрасно поняла смысл поговорки: “Война – войной, обед – по расписанию”. О, какая непоколебимая уверенность в себе, сегодняшнем и завтрашнем дне была у меня, когда за завтраком следовал обед, а за обедом наступал ужин!

5. Есть и ещё один страх, который накатывает внезапно и властно тащит меня на кухню. Он такой всепоглощающий, что мне кажется, будто все предыдущие страхи были лишь картонными декорациями, скрывающими эту огромную тревогу.  И что же это за тревога, которую я не могу толком ни разглядеть, ни почувствовать? Не знаю. Понимаю лишь, что она намертво слилась с чувством голода, с моим телом. Они представляются мне сиамскими близнецами, имеющими один желудок на двоих. Возможно ли отделить одно от другого? Тоже не знаю. И лишь надеюсь, что когда-нибудь встречусь с этим страхом лицом к лицу.

То, что я сейчас переживаю – это потрясающий опыт, который выходит далеко за рамки диет, подсчёта калорий, стремления к худобе. Я как будто заново знакомлюсь со своим телом, и через тело начинаю соприкасаться со своими чувствами.

Метафора дороги в психотерапии

Снег растаял и на дорогах обнажились ямы и колдобины. Я езжу по этим дорогам – и порой думаю банальную мысль о том, что дорога – это метафора нашей жизни. И однажды эта метафора связалась с психотерапией. Мол, приходит клиент к психологу с тайной надеждой, что последний заасфальтирует все дыры, выровняет все кочки, и станет жизнь клиента гладкой и приятной. И будет ему легко и комфортно двигаться по такой жизни.

Я не знаю, как там другие направления психотерапии, но экзистенциальная терапия совершенно точно не занимается ремонтом дороги. Я учусь сама как клиент и в свою очередь учу своих клиентов трезво смотреть на дорогу – и находить в себе смелость ехать по ней. Мы рассматриваем разные возможности. Иногда плохой участок дороги можно миновать, проехав по другой дороге, более ровной. Иногда можно виртуозно объехать кочки и выбоины. Но иногда мы понимаем, что нет никаких объездных путей, и единственная дорога настолько разбита, что думаешь уже не о том, как лучше объехать яму, а о том, каким колесом удобнее будет в неё заехать, какой хитрый манёвр надо совершить, чтобы ненароком не продырявить колесо, не погнуть диски, не испортить подвеску… И порой нам приходится рисковать, потому что мы не знаем, как скажется на машине эта дорога, и готовы к тому, что после очередной колдобины помнётся диск.

Я думаю, что, в конечном итоге, ездить (и жить) подобный образом намного проще, чем ехать с закрытыми глазами, выпустив из рук руль, скрестив пальцы, и надеяться, что впереди будет ровная и прямая дорога.

Зачем ходить к психологу долго?

Многие люди не понимают, зачем ходить к психологу долго. Для чего нужна личная психотерапия, которая считается не количеством сессий, а неделями и месяцами?

Я решила ответить на этот вопрос. Мне казалось – чего проще, сесть и быстренько напечатать свои соображения по поводу долговременной терапии, ведь я-то совершенно уверена в пользе и эффективности длительных встреч с психотерапевтом (и потому работаю с клиентами именно в таком формате) и я точно знаю, для чего сама хожу на личную терапию уже больше двух лет (и пока что не планирую завершать).

Два раза я принималась за текст – и неизменно заходила в тупик. Лишь с третьей попытки поняла, что объяснять важность долговременной терапии тому, кто не видит в ней необходимости, это тоже самое, что рассказывать новорождённому, как прекрасно есть твёрдую пищу. Я думаю, что человек, который душой ощущает, что ему нужна психотерапия, в неё и приходит. А остальные спокойно живут жизнь без этого долгого, дорогого и непонятного процесса.

Но, однако же, мне всегда было обидно, когда я чего-то не понимала, а в ответ слышала снисходительное: “Вырастешь – поймёшь”.

Поэтому попробую всё-таки объяснить.

Долговременная психотерапия – это долгий жизнеизменяющий процесс. В ней возникает необходимость тогда, когда ясные и простые со стороны проблемы никак не решаются. И появляется смутная мысль, что дело не в неразрешимых ситуациях, а в человеке, который не с той стороны к этим ситуациям подходит.

Виктор Франкл говорил, что самолёт, в принципе, может просто ездить по земле – но только полёт проявляет его сущность, делает его самолётом. Так же и человек – в принципе, может прожить всю жизнь и исправно функционировать, мало чем отличаясь от животных или роботов. Но лишь наполненная смыслом, полноценная и активная жизнь делает человека человеком.

К сожалению, многие люди живут, не зная, живут ли они на самом деле. Они не видят смысла своего существования, делают то, что должны, что требуют от них близкие люди и общество. Они сосредоточенно лечат тело от болезней,  чтобы не чувствовать душевной боли, углубляются в дебри высшей математики и блещут своей эрудицией, чтобы спрятаться от одиночества, работают до седьмого пота или уходят в запои, чтобы не задумываться о смысле своей жизни.

Некоторые вполне смирились с такой жизнью, они утешают себя мыслями, что “все так живут” или “мои предки так жили, мои родители так жили, и у меня такая же судьба” или “жизнь несправедлива и ничего с этим не поделать” – и это даёт им силы проживать день за днём механистично и однообразно. Такие люди вряд ли пойдут к психологу, ведь у них и так всё… нехорошо, зато стабильно и спокойно.

К счастью, несмотря на все усилия окружающих и собственные старания, есть и такие люди, которые никак не могут подавить в себе человеческое достоинство, заставить замолчать свою живую душу. Они чувствуют неудовлетворённость своей жизнью, они втайне мечтают о недоступном (или, если запрещают себе мечтать, то иногда видят в снах). Где-то глубоко внутри них живёт душа, жаждущая полёта. Они начинают ходить к психологу на консультации – и скоро обнаруживают, что им нужно что-то ещё, что-то большее, чем разобраться в какой-то конкретной проблеме.  Они хотят понять, кто они есть, узнать себя, обрести смысл своей жизни.

Сами видите – этот мой текст о чём-то эфемерном, возвышенном и непонятном, может быть, и нет вообще в человеке души, самости, истинного Я. Невозможно потрогать, измерить, диагностировать то, что делает человека человеком. Но вот несколько конкретных ориентиров, чтобы вам было легче понять, подходит ли вам долговременная психотерапия:

1. Если вы уже перепробовали множество разных способов (например, читали умные книги, разговаривали с друзьями, обсуждали свою проблему на психологических форумах, медитировали, ходили в церковь, даже побывали на разовой консультации у психолога), но проблема не решается, а лишь усугубляется, и вы понимаете, что вас припёрло настолько, что терпеть нет больше сил – возможно, вам стоит пойти к психотерапевту и остаться в терапии подольше.

2. Если вас обидели мои слова выше о том, что до глубинной психотерапии надо дорасти – значит, вы уже достаточно доросли, чтобы быть в ней.

3. Если вам отозвался этот текст, вы чувствуете созвучие и согласие с ним, если читая метафору Виктора Франкла о самолёте, вы хотите сказать: “Да, да, это про меня” – тогда длительная психотерапия как раз для вас.

4. Если вы прочитали этот текст не для того, чтобы самодовольно сказать себе: “Я так и знал, что все психологи – шарлатаны и вымогатели денег”, а потому, что искренне хотите разобраться, что же получают люди в длительной психотерапии – скорее всего, вы уже чувствуете как глубоко внутри ваша душа болит и нуждается в помощи.

Уважение ребёнка

Вечер. Я привезла детей из садика и школы. Старшие убежали в дом, Артём (два с половиной года) остался около машины. Я открыла багажник,  достала часть пакетов (заезжала в магазин), отнесла домой. И пошла обратно к машине за остальными покупками. Артём очень счастливый шёл мне навстречу и нёс в руке шоколадку, которую нашёл в одном из пакетов. Я в тот момент не планировала кормить детей шоколадом, поэтому ласково, но решительно забрала у сына из рук его находку. Он громко заревел.

Как хорошая мать (и, конечно, как знающий психолог), я взяла сына на руки, нежно обняла и стала утешать, приговаривая: “Ты хотел съесть шоколадку, ты огорчился, что я у тебя её забрала,  ты обиделся, что я не дала шоколадку, ты расстроен, ты злишься на меня…” В психологии это называется “контейнирование чувств” другого человека. Очень полезная штука! Когда мать спокойным голосом обозначает чувства ребёнка, то малыш понимает, что любые его чувства естественны, что он имеет право на выражение себя, что его принимают таким, какой есть. Согласитесь, что не только ребёнку, но и взрослому важно чувствовать, что его любят даже тогда, когда он рассержен или недоволен.

(Мой муж, когда я рассказывала ему эту историю возмутился: “Это же настоящий садизм! Ребёнку и так плохо, он плачет, а ты травишь ему душу, бередишь раны, издеваешься над ним! Может, он потому никак успокоиться не мог?” Поэтому хочу добавить небольшой, но важный момент – если наша цель поиздеваться над ребёнком, причинить ему ещё большую боль, тогда это проявится в нашей интонации – и, конечно, ребёнок не сможет успокоиться. Но, уверяю вас, его слёзы будут не от того, что у него отобрали шоколадку (или он разбил коленку), а от того, что “утешающий” человек унижает и обижает его. Так что на реакцию ребёнка влияет наш внутренний посыл, проявляющийся в нашей интонации.)

В общем, я всё делала “по науке”, но сын почему-то оставался безутешен. Он долго-долго плакал, сначала возмущённо, а потом горько. А я лишь недоумевала, ведь обычно через пару минут моих объятий и утешений дети успокаиваются и убегают по своим делам. А тут было что-то другое. Но что именно? Я думала об этом весь вечер и, уже укладывая детей спать, наконец, поняла, в чём дело.

Перед сном, когда дети уже лежат в кроватях, мы обычно разговариваем о том, как прошёл день, какие у каждого случились радости и огорчения.  И так как Артём ещё не умеет рассказывать связно, за него говорю я. Когда я стала говорить о его огорчении, о том, как он хотел съесть шоколад, а я не разрешила, сын снова горько и отчаянно заплакал, а меня вдруг озарило, что главное его огорчение не в том, что ему не достался кусочек сладкого. Намного обиднее было то, как я забрала этот шоколад у него из рук, как я проигнорировала его неожиданную радость от обнаружения шоколада, отвергла его восторг, с которым он шёл мне навстречу, чтобы поделиться своей находчивостью. Может показаться, что я вела себя безупречно – ведь я не выдёргивала шоколад у него из рук, а лишь мягко забрала. Не ругалась на него, что он без спроса достал что-то из моего пакета, а, наоборот, разрешила ему плакать и кричать. Но если посмотреть глубже, то я в этой ситуации проявила недостаточно чуткости и уважения к своему сыну.

Я поступила с ним… как с маленьким неразумным ребёнком. Ну, правда, если бы я увидела взрослого с моей плиткой шоколада в руках, я бы попросила положить обратно и вряд ли стала вырывать шоколад из рук. Я проигнорировала человеческое достоинство моего сына, вернее, я просто решила, что у него ещё нет ничего подобного. Конечно, Артём хотел съесть шоколадку, но намного сильнее чем лишение сладкого, его обидело то, каким образом я себя с ним повела. И когда я поняла это, я стала говорить вслух: “Артём, ты обиделся, что я не заметила в тебе человека, что я не стала договариваться с тобой, что я всё решила вместо тебя”. И мой малыш говорил: “Да, да, да”.

Вместе с осознанием я испытала чувство вины. Я попросила у сына прощения, сказала, как мне жаль, что не поняла его тогда, на улице. Он перестал плакать, успокоился, прижался ко мне и быстро уснул. А я долго лежала рядом с ним, думая о том, как часто мы унижаем себя и своих детей, приписывая им лишь примитивные потребности и желания, как часто мы отказываем себе и детям в присущей нам человечности.

“План побега” – жизнь под прикрытием

Смотрела недавно фильм “План побега”(“Escape Plan”). И если убрать все страсти-мордасти, обязательные для боевиков, то рассказывается там такая история. Была у юриста семья – жена и ребёнок. Работал он прокурором и посадил за решётку одного плохого парня. Этот плохой парень через три года из тюрьмы сбежал – и отомстил главному герою, убил его семью (помните, Слай всё выцарапывает на столе детский рисунок – домик и человечков?). И прокурор тогда переквалифицировался в редкого специалиста, который  тестирует системы безопасности тюрем. Работает под прикрытием, каждый раз сидит в тюрьме, как обычный заключённый. Но у него всегда есть код эвакуции и начальник тюрьмы в курсе. Правда, однажды главный герой оказывается в тюрьме на общих основаниях. И тогда побег становится не работой, а способом выжить. И, конечно он из тюрьмы сбегает. На этом фильм и заканчивается.

Я думаю о метафорическом смысле этого сюжета. Рождается ребёнок – и живёт сначала  довольный и счастливый. А потом происходит какое-то событие, которое причиняет ему сильную боль. И ребёнок делает парадоксальный вывод: со мной так поступили, мне так больно, потому что я очень плохой. И раз я такой плохой, я должен понести наказание. И он усаживает сам себя во внутреннюю тюрьму и живёт как обычный заключённый. И если позже его спросят, зачем он в этой тюрьме, то человек ни слова не скажет про своё чувство вины. Зато много расскажет о том, какая у него важная в этой тюрьме работа. Но в глубине души он чувствует себя так сильно виноватым, что рано или поздно добивается того, чтобы все вокруг признали его заключение законным.  И в этот экзистенциальный момент перед человеком стоит выбор: продолжать верить в свою плохость и до конца своих дней оставаться виноватым и заключённым или выбираться на свободу. В фильме главный герой нашёл в себе силы освободиться (ну, кстати, не сам по себе, в самый критический момент с ним поговорил его новый друг). Интересно, что будет с ним дальше – так хочется надеяться, что после произошедшего ему будет неинтересно продолжать сидеть в тюрьмах.

Мне кажется, многие из нас могут узнать себя в главном герое этого фильма. Как часто в детстве люди начинают жить под прикрытием. Думают о себе, как о глупых, некрасивых, толстых, ничтожных, недостойных любви и благодарности. Страдают от такой жизни, однако находят в этом смысл, словно они суперсекретные агенты и у них сверхважное задание, ради которого нужно жертвовать самими собой и лишать себя счастливой жизни. Но в какой-то момент иллюзия важности развеивается и становится ясно, что человек сам себя загнал в смертельную ловушку. И некоторых это открытие приводит в психотерапию, где поддержка другого человека и взгляд на ситуацию со стороны, помогают выбрать свою настоящую жизнь и обрести себя.

Самоанализ или психотерапия

Некоторые люди противопоставляют самоанализ работе с психологом. Потому что самоанализ – это, мол, способ справиться со своими проблемами самому. А поход к психологу – это когда проблемы решаются сторонним человеком, специалистом.

Я хочу сказать, что для меня самоанализ и личная терапия – это два процесса, прекрасно дополняющие друг друга.

Мне кажется, что ходить к психологу без выполнения некоторой “домашней” работы по исследованию себя – бесполезная трата времени и денег. Вообще, в кабинете психолога клиент проводит час в неделю, а в остальное время предоставлен сам себе. И мне кажется, что основная психотерапевтическая работа происходит как раз в это время, наедине с собой, когда в голову лезут всякие мысли.

Впрочем, и во время сессии с психологом клиент, как правило, анализирует свою жизнь. Он делает это сам, психолог не может за другого человека осмыслить и что-то понять. В психотерапии, как и обычной жизни, очень верно утверждение, что “свои мозги в чужую голову не вставишь”. Клиент во время встречи с психологом делает открытия сам. Психолог, конечно, задаёт уточняющие вопросы и делится своим видением ситуации, но только клиент решает – хочет ли он отвечать на заданный вопрос, подходит ли ему чужой взгляд на его проблему.

Так же самоанализ без психотерапии малоэффективен, часто вместо положительного результата приводит к печали и отчаянию. Недавно на одном из психологических форумов увидела вопрос: “Не вредит ли самоанализ? Потому что если в своих исследованиях я нахожу что-то положительное, то просто радуюсь, а если отрицательное – то на душе становится тоскливо и настроение подавленное…” Я считаю, что уныние возникает как раз потому, что человек пытается разобраться в себе без поддержки. Ведь пока он занимается раскопками своей жизни индивидуально, открывая что-то новое в себе, он реагирует на это старыми, давно привычными способами. А когда рядом есть психотерапевт, он предлагает клиенту новое отношение к себе и тому, чтобы найдено во время самоанализа. Делая какое-то “отрицательное” открытие вместе с психотерапевтом, клиент может увидеть своё открытие другими глазами, посмотреть с другой точки зрения.

Вот так, на мой взгляд, и происходит личная терапия: клиент приходит к терапевту с находками из своего самоанализа и вместе с психологом сначала учится видеть задним числом свои привычные способы реагирования на сложные ситуации. А дальше – с помощью терапевта он учится загодя отлавливать свои привычные реакции и заменять их новыми.

Так что самоанализ важен и необходим, а когда он подкрепляется ещё и личной терапией – это ведёт к позитивным изменениям!

Как работает психотерапия

Я уже писала о своём глубоком убеждении, что главное «лекарство» в терапии – это отношения. Вот рассказ клиентки, который очень хорошо показывает, как же действует это волшебное лекарство:

Сегодня дочка прибежала ко мне в слезах. Я взяла её на руки, качала и гладила по голове. Сочувствовала и жалела. Буквально через минуту дочь успокоилась, слезла с колен и вернулась к игре. А я поняла,  что произошло что-то странное. Анализируя эти несколько минут, я поняла, что на этот раз пропустила в сцене жаления привычный, кажущийся обязательным эпизод.

Уже давно я читала в детской психологии о том, как важно ребёнку принятие и присутствие. Но никогда не понимала, что это такое – и сколько ни старалась, не могла дать этого дочери. Обычно мне очень жаль мою девочку, я хочу, чтобы она больше не испытывала такой боли – и я всегда пытаюсь выяснить у неё, что же произошло. Из-за чего её слёзы. Что она сделала не так. Что она может сделать, чтобы подобная ситуация не повторялась.  А сегодня я как-то почувствовала, что моему ребёнку совсем не нужен «разбор полётов», она пришла, чтобы я её пожалела, чтобы просто побыла с ней в её горе. И потому я промолчала.

Откуда же это взялось во мне? Ведь в этот раз я не старалась как-то специально её принять, не размышляла, нужно ли мне говорить ей что-то или лучше будет помолчать. Я действовала не головой, не сознанием, а сердцем и интуицией.

И так же сердцем я знаю, что я взяла моё новое отношение к дочери из личной психотерапии. Ведь моя психотерапевт относится ко мне именно так: она никогда не пытается донести до меня что-то полезное, нужное и важное. Она не стремится меня вразумить, не заставляет меня осознавать. Она просто слушает. Она поддерживает. Она принимает, что сейчас я такая, какая я есть.  И конечно, я незаметно копирую её отношение ко мне. И начинаю относиться так же к своей дочери, своим близким, самой себе.

И, кстати, вычленению полезного опыта, пониманию ситуации и осознанности в моей психотерапии тоже есть место. Последнее место. После принятия и поддержки.

Недовольство психотерапией

Когда клиент ощущает смутное (или явное) недовольство психотерапией и решается обсуждать эту тему со своим психотерапевтом, иногда он слышит в ответ: «Да это, батенька, у вас сопротивление». И клиент, если он хороший клиент, тут же чувствует себя виноватым, что не движется в желанном направлении, и взваливает на себя всю ответственность за свое неудовлетворение процессом психотерапии.

Однако на эффективность психотерапии влияют как минимум три фактора:

1. Взаимоотношения между клиентом и терапевтом (это вклад каждой стороны – насколько клиент готов доверять и насколько терапевт подходит именно этому клиенту. Знаете, бывает иногда – два прекрасных, но совершенно разных человека оказываются в ситуации лебедя и рака из басни и тянут повозку психотерапии в разные стороны – другими словами, не сработались)

2. Личность клиента (то есть его сопротивление терапии)

3. Личность терапевта (то есть его «проработанность», интуиция и знания, короче – профессионализм)

Первый пункт прекрасно озвучила психолог Наталья Толстая вот здесь: «Человек иногда приходит, и ты видишь, что он совсем не твой. Ты видишь, что не ты специалист,  и легко находишь кого-то другого взамен. Если человек вызывает у меня антипатию, своей подачей материала, своей философией, своим отношением к жизни, может быть, на него есть другой специалист, которому эта философия более близка, и мне проще отдать его другому специалисту. Я просто скажу, что – «эта Ваша проблема, Иван Иваныч, решит ее лучше».
Да отношения клиента и терапевта – это магия, алхимия. С камими-то людьми мы совпадаем, с какими-то нет. Помните, что любые, самые эффективные психологические техники не заменят принятия, тепла, взаимопонимания. Насколько вы с вашим терапевтом близки? Насколько вы можете доверять ему?

По поводу второго пункта:  у меня, как клиента, периодически это самое сопротивление возникает. Но при этом к моей удовлетворенности терапией оно не имеет никакого отношения.  Моя подруга рассказывала, что однажды сильный инсайт вызвал в ней такую бурю эмоций, что захотелось бросить терапию. Существует взаимосвязь: сопротивление у клиента возникает в тот момент, когда он начинает куда-то двигаться. А если вы чувствуете, что сдвигов нет, что постепенно накапливается недовольство терапией – тогда, может быть, это и не сопротивление вовсе, а

пункт третий: некачественная работа вашего терапевта? Я не буду говорить о непрофессионализме некоторых людей, которые называют себя психологами. Дилетантов полно в любом деле.

И если ваш терапевт убеждает вас, что у вас сопротивление, вспомните, что психологов специально учат работать с сопротивлением клиента. И спросите его: «А что ВЫ делаете такого, что я начинаю сопротивляться?» Или предложите ему: «Хорошо, давайте тогда работать с моим сопротивлением!»

А если терапевт продолжает вас ругать, обвинять и заставляет брать ВСЮ ответственность за ход терапии, тогда подумайте – а зачем вам нужен такой обвиняющий и ругающий терапевт? Разве вокруг вас недостаточно людей, которые делают это бесплатно?